Изменения в питании лиц мужского пола с подросткового до взрослого возраста: результаты 28-летнего проспективного исследования

• Драпкина Оксана Михайловна
• Дадаева Валида Арсланалиевна
• Розанов Вячеслав Борисович
• Карамнова Наталья Станиславовна
• Концевая Анна Васильевна
• Елиашевич Софья Олеговна
• Котова Марина Борисовна
• Иванова Елена Ильинична

Резюме

Характер питания обычно меняется с возрастом, однако некоторые пищевые привычки могут оставаться постоянными.

Цель исследования состояла в изучении динамических изменений в характере питания лиц мужского пола от подросткового до зрелого возраста в ходе 28-летнего проспективного наблюдения.

Материал и методы. Исходно была обследована репрезентативная популяционная выборка из 1005 мальчиков в возрасте от 11 до 12 лет (средний возраст - 11,9±0,11 года). Было выполнено 4 обследования в возрасте 15, 17, 22 и 43 лет. Фактический рацион питания оценивали методом 24-часового воспроизведения рациона.

Результаты. Установлено, что структура питания менялась по мере взросления участников исследования: доли (∆%) мяса и мясных продуктов [М (95% доверительный интервал)] 2,4 (-0,5-5,3), рыбы и морепродуктов 1,5 (0,4-2,7), яиц 0,8 (0,1-1,5) и растительных масел 0,3 (0,1-0,5) в суточном рационе увеличивались с возрастом, тогда как доли животных жиров -1,0 [-1,4--0,6], хлеба и хлебобулочных изделий -2,8 [-5,5--0,1], сладостей и кондитерских изделий -2,6 [-4,8--0,5] снижались. Наблюдалась тенденция к увеличению потребления фруктов и фруктовых соков ∆=4,9 (1,5-8,4)%. Величины трекинг-коэффициентов (коэффициентов корреляции) между исходными (в возрасте 15 лет) значениями вкладов основных групп пищевых продуктов в общую массу суточного рациона и их значениями на последующих этапах проспективного исследования показали, что пищевые привычки как определенная модель питания относительно устойчивы только в подростковом возрасте.

Заключение. За 28 лет проспективного наблюдения за лицами мужского пола с подросткового до зрелого возраста их модели питания претерпели существенные изменения, что необходимо учитывать при разработке профилактических мероприятий, направленных на коррекцию нерационального питания у детей и подростков и переход к сбалансированному пищевому рациону.

Ключевые слова:характер питания; группы продуктов; суточный рацион; пищевые привычки; подростковый возраст; взрослый возраст; трекинг

Питание является важным фактором в укреплении и поддержании хорошего здоровья на протяжении всей жизни. В 2017 г. в исследовании "Глобальное бремя болезней" было подсчитано, что 11 млн смертей и 255 млн потерянных лет жизни из-за плохого здоровья и инвалидности могли быть связаны с факторами риска, ассоциированными с питанием, и что сердечно-сосудистые заболевания (ССЗ), инсульт и сахарный диабет 2 типа были основными причинами количества потерянных лет жизни вследствие плохого здоровья, инвалидности или преждевременной смерти (DALI), связанных с питанием [1, 2].

Результаты некоторых исследований показали, что модели питания, сформированные в детстве и подростковом возрасте, прослеживаются до взрослого возраста [3-6]. Напротив, в других долгосрочных проспективных исследованиях показатели стабильности (трекинга) моделей питания были низкими по причине их выраженной вариабельности [6-9].

Нерациональное питание подростков представляет непосредственный риск для их здоровья, способствуя формированию избыточной массы тела, ожирения, повышенного артериального давления и метаболических нарушений [10, 11]. Кроме того, нерациональное питание, сформировавшееся в детстве, часто персистирует во взрослый возраст [12], влияя на риск развития в дальнейшей жизни хронических заболеваний, включая сахарный диабет и ССЗ [3, 13, 14].

Период от позднего подросткового до раннего взрослого возраста является очень важным, но упускаемым из виду возрастом для формирования долгосрочных моделей здорового пищевого поведения [15]. Этот переходный период в жизни [16] может привести к нарушению ранее существовавших привычек человека и изменениям в питании [15, 17]. Жизненные изменения, которые часто происходят в этот период, включают уход из родительского дома, уход из школы для продолжения образования или трудоустройства, формирование партнерских отношений, ведущих к совместной жизни, включая брак [4].

Лучшее понимание того, как меняется рацион питания от подросткового до взрослого возраста, заложит основу для дальнейшего изучения факторов, определяющих изменения в рационе питания, и фактических данных о том, как и когда лучше всего вмешиваться, чтобы помочь установить здоровые модели питания, которые сохранятся во взрослой жизни.

Несмотря на растущий интерес к различным аспектам пищевого поведения подростков, количество исследований среди этого контингента ограничено.

Неоднозначность данных, представленных в предыдущих исследованиях, малочисленность исследований с длительным мониторингом питания с детского и подросткового возраста послужили основанием для опубликования данных нашего исследования.

Цель этого исследования состояла в изучении динамических изменений в характере питания лиц мужского пола от подросткового до зрелого возраста в ходе 28-летнего проспективного наблюдения.

Материал и методы

В 1983 г. была сформирована репрезентативная популяционная выборка для длительного проспективного наблюдения за динамикой основных факторов риска ССЗ, в которую вошли школьники 5-го класса, проживающие в Москве. Исходно были отобраны случайным образом 23 из 79 школ. В отобранных школах обучались 1182 мальчика в возрасте от 11 до 12 лет. В общей сложности были обследованы 1005 человек, что составило 85% от избранной популяции. Средний возраст составил 11,9±0,1 года. В 1987 г. программа обследования мальчиков-подростков была дополнена опросом по питанию. В данное исследование включены результаты анализа питания 4 повторных обследований, проведенных с разными интервалами: в 1987, 1989, 1993-1996 и 2014-2016 гг., соответственно, в возрасте 15 (n=267), 17 (n=499), 22 (n=433) и 43 (n=287) лет. В 1989 г. число 17-летних мальчиков-подростков, опрошенных по питанию, было увеличено за счет добора из исходной популяционной выборки.

Исследование проведено в соответствии с рекомендациями Хельсинкской декларации и было одобрено Комитетом по этике Национального медицинского исследовательского центра терапии и профилактической медицины (Москва, РФ) (протокол № 07-03/12 от 03.07.2012). Информированное согласие было получено от всех субъектов, участвующих в исследовании.

Фактическое питание оценивали с помощью метода 24-часового воспроизведения рациона, который заключался в получении сведений о принятой в течение 24 ч пищи посредством однократного опроса. Для количественной оценки потребляемой пищи использовали муляжи пищевых продуктов и блюд с известным объемом и массой, а также фотографии порций продуктов, блюд и напитков, выполненных в натуральном размере и введенных в качестве иллюстративного материала в программу расчета. Сбор данных о суточном рационе (СР) проводили специально подготовленные интервьюеры. Опрос респондентов был равномерно распределен на все дни недели, и 30% составили опросы питания за выходные дни.

При анализе потребляемые продукты были распределены на 13 групп. В общую массу суточного рациона не включали воду, напитки и алкоголь. Вклад отдельных групп продуктов и блюд рассчитывали в процентах от общей массы суточного рациона. Для оценки репрезентативности данных всех участников исследования распределили на 2 группы: 1-я группа - лица, завершившие проспективное исследование, т.е. опрошены по питанию на всех 4 этапах проспективного наблюдения (n=94); 2-я группа - лица, не завершившие проспективное исследование, и оценка питания у них проведена только на 3 визитах. Изменения в питании выражали в виде разности между процентным вкладом/долей каждой группы пищевых продуктов в общую массу СР. Анкеты респондентов, находившихся на ограничительных рационах, не включались в данный анализ.

Данные представлены средним арифметическим значением (М) и 95% доверительным интервалом (ДИ). Для проверки нормальности распределения количественных переменных использовали описательную статистику, гистограммы остатков и графики нормальной вероятности (Q-Q-plot). Сравнение независимых групп по количественным данным с распределением, отличающимся от нормального, проводили с помощью U-критерия Манна-Уитни. Попарные сравнения повторных измерений выполняли при помощи непараметрического рангового критерия Вилкоксона для связанных выборок, поскольку распределение разностей значений сравниваемых переменных не соответствовало закону нормального распределения. Для оценки трекинга величин вкладов групп пищевых продуктов в общую массу СР на разных этапах проспективного наблюдения рассчитывали коэффициенты корреляции Спирмена, называемые ниже трекинг-коэффициентами (показателями устойчивости). Данные, не прошедшие тест на нормальность, были преобразованы по методу Бокса-Кокса (Box-Cox transformation) для приближения к нормальному распределению. Критический уровень статистической значимости (р) принимали равным 0,05. Статистическая обработка данных выполнена с помощью программного обеспечения Statistica 12 и IBM SPSS Statistics 23 (IBM, США).

Результаты

Сравнительный анализ данных не выявил статистически значимых различий в большинстве потребляемых пищевых продуктов и блюд (табл. 1) между группами лиц мужского пола, завершивших (1-я группа) и не завершивших (2-я группа) проспективное наблюдение, что позволило нам оценивать возрастные тенденции (тренды) в питании, используя данные опроса по питанию всех участников исследования на каждом этапе проспективного исследования.

Таблица 1. Средние значения вклада (%) основных групп пищевых продуктов и блюд в общую массу суточного рациона в группах лиц мужского пола, завершивших (1-я группа) и не завершивших (2-я группа) 28-летнее проспективное наблюдение [М (95% доверительный интервал)]

Table 1. Average values of the contribution (%) of the main food groups and meals to the total weight of the daily diet in groups of males who completed (group 1) and did not complete (group 2) a 28-year prospective follow-up [M (95% confidence interval)]

Примечание. ^а - группы продуктов и блюда представлены средними значениями вкладов (%) в общую массу суточного рациона. Групповые сравнения выполнены с помощью U-теста Манна-Уитни.

N o t e. ^a - food groups and meals are represented by the average values of contributions (%) to the total weight of the daily diet. Group comparisons were made using the Mann-Whitney U-test.

В табл. 2 представлены средние значения вкладов основных групп пищевых продуктов и блюд в общую массу СР всех опрошенных по питанию лиц мужского пола в разном возрасте проспективного наблюдения. Наибольшую долю в СР мальчиков-подростков в возрасте 15 лет составляли молочные и мясные продукты, овощи и овощные соки, хлеб и хлебобулочные изделия. Самый большой вклад приходился на приготовленные блюда - супы/соусы (14,5%).

Таблица 2. Средние значения вклада (%) основных групп пищевых продуктов и блюд в общую массу/вес суточного рациона всех лиц мужского пола, опрошенных по питанию в различных возрастах проспективного наблюдения [М (95% доверительный интервал)]

Table 2. Average values of the contribution (%) of the main food groups and dishes to the total weight of the daily diet of all males interviewed on nutrition at different ages of prospective follow-up [M (95% confidence interval)]

Примечание. ^а - группы продуктов и блюда представлены средними значениями вкладов (%) в общую массу (вес) суточного рациона.

N o t e. ^a - food groups and meals are represented by the average values of contributions (%) to the total weight of the daily diet.

У половины опрошенных подростков в возрасте 15 лет доля молока и молочных продуктов в общей массе СР варьировала от 1,5 до 19,9%. Наиболее низкое потребление продуктов этой группы наблюдалось в возрасте 22 лет - около 1/4 молодых людей не употребляли молочные продукты. К 43 годам у респондентов отмечалось увеличение вклада молочной продукции в СР, и он стал соразмерным с показателем в возрасте 15 лет.

Доля мяса и мясных продуктов в рационе также была соразмерной у подростков в возрасте 15 и 17 лет, но к 22 и 43 годам она увеличилась.

Хлеб и хлебобулочные изделия составляли существенный вклад в общую массу СР подростков и молодых мужчин в возрасте 15, 17 и 22 лет, тогда как к 43 годам отмечалось существенное снижение их потребления.

Доля овощей и овощных соков (пюре) была наиболее низкой у подростков в возрасте 15 лет, но увеличивалась по мере взросления респондентов, достигая максимума к возрасту 43 лет и варьируя в диапазоне от 6,1 до 26,5%.

Присутствие макаронных изделий в СР уменьшалось с 15 до 22 лет и возвратилось к исходному показателю к 43 годам. Однако изменения эти не были существенными, и в целом доля этих продуктов в рационе оставалась постоянной.

Изменение доли фруктов в рационе носило U-образный характер с минимальными значениями в возрасте 17 и 22 лет и максимальными - в 43 года.

Наименьшие доли в СР респондентов имели рыбопродукты и яйца. Так, доля рыбы и морепродуктов в рационе участников в 15 лет составляла всего 0,8%, увеличиваясь по мере взросления респондентов до максимального показателя 2,0% к 43 годам. Наименьшее количество яиц в рационе лиц мужского пола отмечено в возрасте 15 лет, оно увеличивалось к 22 годам и снижалось к 43 годам, оставаясь более высоким, чем в подростковом периоде.

Наблюдались изменения и во вкладе приготовленных блюд в СР участников исследования. Так, доля супов снижалась по мере взросления респондентов, однако нелинейно - в возрасте 22 лет отмечался максимальный показатель. Колебания отмечались и в процентном вкладе каш (крупяных изделий) в СР с минимальными показателями в возрасте 15 и 22 лет и более высокими - в возрасте 17 и 43 лет, в отличие от макаронных изделий. Однако в целом доля каш, крупяных и макаронных изделий в СР респондентов была очень низкой и значительно уступала продуктам животного происхождения.

С возрастом участников отмечалось уменьшение доли животных жиров в СР и одновременно с этим наблюдалось увеличение потребления растительных масел.

Доля переработанных продуктов, таких как сладости и кондитерские изделия, с максимального значения в возрасте 17 лет снизилась до минимального значения к 43 годам. В целом доля сладостей и кондитерских изделий в СР превышала вклад основных рацион-формирующих продуктов, таких как крупы и макаронные изделия.

Изменения потребления основных пищевых продуктов оценивали по разности вкладов основных групп продуктов и блюд в общую массу СР участников исследования в возрасте 15 и 43 лет (табл. 3). В анализ включены данные 94 респондентов, участвовавших в опросах в возрасте 15 и 43 лет. По прошествии 28 лет наблюдалось статистически значимое увеличение потребления мяса и мясных продуктов, рыбы и морепродуктов, яиц, растительных масел, одновременно отмечалось снижение животных жиров, хлеба и хлебобулочных изделий, сладостей и кондитерских изделий. Наблюдалась тенденция к увеличению потребления фруктов и фруктовых соков. Значимой динамики в потреблении молока и молочных продуктов, супов, каш (крупяных изделий), макаронных изделий, овощей и овощных соков (пюре) в течение 28 лет у опрошенных респондентов не наблюдалось.

Таблица 3. Средние значения вкладов (%) и разности между средними значениями вкладов основных групп пищевых продуктов и блюд в общую массу суточного рациона лиц мужского пола (n=94) в возрасте 15 и 43 лет

Table 3. Average values of contributions (%) and differences between the average values of contributions of the main food groups and meals to the total weight of the daily diet of males (n=94) aged 15 and 43 years

Примечание. Группы продуктов и блюда представлены средними значениями вкладов (%) в общую массу суточного рациона; ∆ - разность; ^а - ранговый тест Вилкоксона (Wilcoxon signed-rank test). Статистика теста рассчитана: ^b - на основе отрицательных рангов; ^c - на основе положительных рангов.

N o t e. Food groups and meals are represented by average contributions (%) to the total weight of the daily ration; ∆ - difference; ^a - Wilcoxon signed-rank test. Test statistics are calculated: ^b - based on negative ranks; ^c - based on positive ranks.

Изменения в потреблении основных пищевых продуктов с 15 до 43 лет использовались для оценки изменения рациона участников исследования. На рис. 1 представлены изменения в потреблении мяса и мясных продуктов с подросткового до взрослого возраста. Изменение доли этой группы продуктов в общей массе СР лиц мужского пола варьировало от -52,4 до +45,6%. Показано (см. рис. 1), что у части (44,7%) обследованных доля мясных продуктов в СР по мере взросления уменьшилась, а 52 (55,3%) участника увеличили потребление мяса и мясных продуктов в период от подросткового до зрелого взрослого возраста. Выявлена статистически значимая отрицательная взаимосвязь между разностями вкладов мяса и мясных продуктов и фруктов (фруктовых соков) в общую массу СР (r_s=-0,438; p<0,001), а также разностями вкладов мяса и мясных продуктов и молока (молочных продуктов) (r_s=-0,232; p=0,027) и положительная взаимосвязь между разностями вкладов мяса и мясных продуктов и сладостей (кондитерских изделий) (r_s=0,211; p=0,041). Итак, увеличение с возрастом доли мяса и мясных продуктов в общей массе СР лиц мужского пола на персонализированном уровне ассоциировалось с уменьшением потребления фруктов и фруктовых соков, молока и молочных продуктов и увеличением потребления сладостей и кондитерских изделий.

Рис. 1. Разности (между возрастами 43 и 15 лет) в процентном вкладе (∆%) в общую массу суточного рациона мяса и мясных продуктов у респондентов, включенных в когорту (n=94) проспективного исследования

Fig. 1. Differences (between ages 43 and 15 years) in the percentage contribution (∆%) of meat and meat products to the total weight of the daily diet among respondents included in the cohort (n=94) of the prospective study

На рис. 2 представлены изменения процентного содержания рыбы и морепродуктов в общей массе СР лиц мужского пола с подросткового до взрослого возраста, которое варьировало от -11,7 до +26,1%. Показано, что в СР 22 (23,4%) участников исследования увеличилась доля рыбы и морепродуктов, а у 18 (19,2%) она уменьшилась. У 57,4% респондентов наблюдались совпадающие значения (разности, равные 0). Выявлена умеренная отрицательная статистически значимая взаимосвязь между разностями вкладов рыбы (морепродуктов) и каш (зерновых) в общую массу СР (r_s=-0,530; p=0,002), а также разностями вкладов рыбы (морепродуктов) и супов (r_s=-0,328; p=0,044). Следовательно, увеличение с возрастом доли рыбы и морепродуктов в СР ассоциировалось с уменьшением потребления каш (крупяных изделий) и супов.

Рис. 2. Разности (между возрастами 43 и 15 лет) в процентном вкладе (∆%) в общую массу суточного рациона для рыбы и морепродуктов у респондентов, включенных в когорту (n=94) проспективного исследования

Fig. 2. Differences (between ages 43 and 15 years) in the percentage contribution (∆%) of fish and seafood to the total weight of the daily diet among respondents included in the cohort (n=94) of the prospective study

Изменения в потреблении животных жиров участниками исследования с подросткового до взрослого возраста продемонстрировали коридор от +2,8 до -12,4% (рис. 3). Так, 54 (57,4%) участника уменьшили потребление продуктов, содержащих животные жиры, а 16 (17,1%) - увеличили. У 24 (25,5%) участников исследования наблюдались совпадающие значения (приросты, равные 0). Слабая статистически значимая положительная взаимосвязь наблюдалась между разностями вкладов животных жиров и сладостей (кондитерских изделий) (r_s=0,245; p=0,041). Таким образом, уменьшение потребления животных жиров ассоциировалось с уменьшением потребления сладостей и кондитерских изделий.

Рис. 3. Разности (между возрастами 43 и 15 лет) в процентном вкладе (∆%) в общую массу суточного рациона для животных жиров у респондентов, включенных в когорту (n=94) проспективного исследования

Fig. 3. Differences (between ages 43 and 15 years) in the percentage contribution (∆%) of animal fats to the total weight of the daily diet among respondents included in the cohort (n=94) of the prospective study

Изменения в потреблении растительных масел участниками исследования составили в общей массе СР с индивидуальными вариациями в диапазоне от -2,9 до +4,0% (рис. 4). У 28 (29,8%) участников доля растительных масел в СР увеличилась, у малой части лиц (7,4%) - уменьшилась, а в большинстве случаев (у 62,8% участников) наблюдались совпадающие значения (приросты, равные 0). Связи с изменением потребления продуктов других групп не выявлено.

Рис. 4. Разности (между возрастами 43 и 15 лет) в процентном вкладе (∆%) в общую массу суточного рациона для растительных масел у респондентов, включенных в когорту (n=94) проспективного исследования

Fig. 4. Differences (between ages 43 and 15 years) in the percentage contribution (∆%) of vegetable oils to the total weight of the daily diet among respondents included in the cohort (n=94) of the prospective study

Изменения в потреблении хлебобулочных изделий варьировали от +56,9 до -36,6% (рис. 5), у большинства (66,0%) участников сократилась доля хлебобулочных изделий в СР, а у 1/3 (34,0%) - увеличилась. Статистически значимой связи с изменением потребления пищевых продуктов других групп не установлено.

Рис. 5. Разности (между возрастами 43 и 15 лет) в процентном вкладе (∆%) в общую массу суточного рациона для хлебобулочных изделий у респондентов, включенных в когорту (n=94) проспективного исследования

Fig. 5. Differences (between ages 43 and 15 years) in the percentage contribution (∆%) of bread and bakery products to the total weight of the daily diet among respondents included in the cohort (n=94) of the prospective study

Изменения в процентном содержании сладостей и кондитерских изделий в общей массе СР участников исследования с подросткового до взрослого возраста варьировали от +23,1 до -34,2% (рис. 6). У 67,0% участников уменьшилась доля сладостей и кондитерских изделий в СР и лишь у 33,0% она увеличилась. Корреляционный анализ выявил слабую статистически значимую отрицательную взаимосвязь между разностями вкладов сладостей (кондитерских изделий) в СР и супов (соусов) (r_s=-0,227; p=0,036). Связи между разностями вкладов других групп продуктов описаны выше. Уменьшение с возрастом доли сладостей и кондитерских изделий в СР ассоциировалось с увеличением потребления супов (соусов) и уменьшением потребления мяса.

Рис. 6. Разности (между возрастами 43 и 15 лет) в процентном вкладе (∆%) в общую массу суточного рациона для сладостей и кондитерских изделий у респондентов, включенных в когорту (n=94) проспективного исследования

Fig. 6. Differences (between ages 43 and 15 years) in the percentage contribution (∆%) of sweets and confectionery to the total weight of the daily diet among respondents included in the cohort (n=94) of the prospective study

На рис. 7 представлены изменения в потреблении фруктов и фруктовых соков участниками исследования, которые варьировали от -22,8 до +61,5%. Часть участников (38,3%) увеличили потребление фруктов и фруктовых соков, и сопоставимая часть лиц (39,4%) - уменьшила. У 22,3% обследованных наблюдались совпадающие значения (разности, равные 0), уровень потребления не изменился. Слабая статистически значимая отрицательная взаимосвязь отмечалась между разностями вкладов фруктов (фруктовых соков) и яиц (r_s=-0,397; p=0,036) и супов (соусов) (r_s=-0,299; p=0,014). Взаимосвязи между разностями вкладов фруктов (фруктовых соков) с другими группами пищевых продуктов в общую массу СР описаны выше. Увеличение с возрастом доли фруктов (фруктовых соков) в СР ассоциировалось с уменьшением потребления мяса, яиц и супов.

Рис. 7. Разности (между возрастами 43 и 15 лет) в процентном вкладе (∆%) в общую массу суточного рациона для фруктов и фруктовых соков у респондентов, включенных в когорту (n=94) проспективного исследования

Fig. 7. Differences (between ages 43 and 15 years) in the percentage contribution (∆%) of fruit, fruit juices to the total weight of the daily diet among respondents included in the cohort (n=94) of the prospective study

В качестве одного из подходов в исследовании феномена "трекинга" потребления основных групп пищевых продуктов и блюд в когорте лиц мужского пола с подросткового (15 лет) до зрелого взрослого возраста (43 года) был применен корреляционный анализ. Трекинг-корреляции Спирмена между исходными (в возрасте 15 лет) значениями вкладов (%) основных групп пищевых продуктов в общую массу СР и их значениями на последующих этапах проспективного наблюдения представлены в табл. 4. Статистически значимая слабая положительная взаимосвязь для большинства потребляемых продуктов, за исключением мяса и мясных продуктов, яиц, растительных масел, макаронных изделий, овощей и овощных соков, наблюдалась в подростковом возрасте, между 15 и 17 годами. К 22 годам статистически значимая взаимосвязь сохранилась лишь в потреблении животных жиров, а к 43 годам - в потреблении каш и крупяных изделий.

Таким образом, результаты корреляционного анализа продемонстрировали, что пищевые привычки как определенная модель питания являются относительно устойчивыми лишь в подростковом возрасте.

Таблица 4. Трекинг-корреляции Спирмена (r_s) между вкладами (%) основных групп пищевых продуктов и блюд в общей массе/весе суточного рациона лиц мужского пола в возрасте от 15 до 43 лет

Table 4. Spearman tracking correlations (r_s) between the contributions (%) of the main food groups and meals in the total weight of the daily diet of males aged 15 to 43 years

Примечание. 1 - молоко и молочные продукты; 2 - мясо и мясные продукты; 3 - рыба и морепродукты; 4 - яйца; 5 - супы, соусы; 6 - животные жиры; 7 - растительные масла; 8 - хлеб и хлебобулочные изделия; 9 - каши (крупяные изделия); 10 - макаронные изделия; 11 - овощи, овощные соки (пюре); 12 - фрукты, фруктовые соки (пюре); 13 - сладости и кондитерские изделия.

* - p≤0,05; ** - p≤0,01; *** - p≤0,001.

N o t e. 1 - milk and dairy products; 2 - meat and meat products; 3 - fish and seafood; 4 - eggs; 5 - soups, sauces; 6 - animal fats; 7 - vegetable oils; 8 - bread and bakery products; 9 - porridges (cereal products); 10 - pasta; 11 - vegetables, vegetable juices (puree); 12 - fruit, fruit juices (puree); 13 - sweets and confectionery.

* - p≤0.05; ** - p≤0.01; *** - p≤0.001.

Обсуждение

Участниками данного исследования были лица мужского пола, отобранные для оценки питания на 4 повторных обследованиях в возрасте 15, 17, 22 и 43 лет.

Период перехода от подросткового возраста во взрослую жизнь богат событиями, и в это время юноша сталкивается со многими обстоятельствами. Пищевые привычки в подростковом возрасте и здоровье во взрослом возрасте могут иметь общие детерминанты, такие как осведомленность о здоровье и социально-экономические факторы. Характер питания в подростковом возрасте также может иметь независимое долгосрочное влияние на текущее и будущее состояние здоровья.

Следует отметить, что это первое российское исследование, в котором оценивали временную динамику потребления пищи от среднего подросткового до среднего взрослого возраста. Когорта представляла собой однородную группу мужчин 1971-1972 гг. рождения с одинаковым подходом к оценке рациона на всех этапах проспективного диспансерного наблюдения. Отсутствие статистически значимых различий в потреблении основных пищевых продуктов и приемов пищи между группами респондентов, завершивших и не завершивших 28-летнее проспективное наблюдение, позволило комплексно интерпретировать полученные данные.

Результаты данного исследования позволили изучить динамику в характере питания лиц мужского пола с подросткового до взрослого возраста и оценить устойчивость отдельных пищевых привычек и рациона в целом.

В нашем исследовании статистически значимый трекинг от подросткового до взрослого возраста отмечен в отношении лишь одной группы продуктов - каш и крупяных изделий, потребление которых возрастало к 43 годам. По потреблению остальных групп продуктов не выявлено достоверной динамики, однако отмечено, что внутри модели питания между отдельными пищевыми продуктами существует взаимосвязь, оказывающая влияние на уровень их присутствия в рационе.

Результаты этого исследования показали, что с взрослением менялись пищевые привычки. Так, по прошествии 28 лет наблюдалось увеличение потребления мяса, рыбы и морепродуктов, яиц, растительных масел и снижение потребления животных жиров, хлеба и хлебобулочных изделий, сладостей и кондитерских изделий. Кроме того, наблюдалась тенденция к увеличению потребления фруктов и фруктовых соков.

Другие исследования, подобные нашему, также продемонстрировали значительные изменения пищевых привычек участников от подросткового возраста к взрослому, но немного по-другому. Например, лонгитудинальное исследование по изучению изменений в питании от подросткового (11-12 лет) до взрослого возраста (32-33 года), проведенное А.А. Лейк и соавт. (2006) [7] с участием 194 респондентов мужского и женского пола, показало снижение потребления продуктов с содержанием жира и/или сахара, а также молока и молочных продуктов, при увеличении потребления фруктов и овощей. Динамику в потреблении хлеба, круп и картофеля, фруктов и овощей, мяса и рыбы наблюдали в период перехода от подросткового возраста к взрослому. У мужчин по сравнению с женщинами увеличилось потребление мяса и рыбы, а потребление молока и молочных продуктов снизилось. Лица, понизившие свой социально-экономический статус в этот период, увеличили потребление хлеба, круп и картофеля. Авторы пришли к выводу, что рацион респондентов значительно менялся с возрастом в сторону большего соблюдения рекомендаций по здоровому питанию. В некоторых исследованиях было обнаружено, что модель питания в подростковом возрасте является важным, хотя и слабым предиктором изменений в питании во взрослом возрасте. На изменения в питании влияли такие факторы, как пол, смена места жительства и социально-экономический статус [9], в отличие от нашего исследования, в котором эти аспекты не анализировали.

Исследование динамики характера питания лиц за 25-летний период наблюдения, проведенное в Великобритании между 1975 и 2000 гг., в отличие от нашего исследования, выявило значительные изменения в рационах участников. В частности, отмечено увеличение потребления фруктов и овощей (на 7%) при уменьшении потребления продуктов, содержащих жир и/или сахар (на 1%), хлеба, круп и картофеля (на 4%), а также молока и молочных продуктов (на 2%), в то время как уровень потребления мяса и рыбы оставался прежним [18].

Результаты 21-летнего исследования AGAHS показали, что за период с 13 до 33 лет калорийность рациона лиц мужского пола увеличилась за счет увеличения доли жира, углеводов и белка в суточной калорийности [12]. Исследователи G. Bertheke Post и соавт. установили, что пищевые привычки имеют тенденцию меняться, особенно в возрасте 21 года [18]. Так, максимальное потребление энергии, общего жира и углеводов, витамина С у мужчин достигает пика в возрасте 21 года, а затем снижается. Также серьезные изменения в характере питания отмечались у респондентов в возрасте 16 лет, что, по мнению авторов, предполагает связь между изменениями рациона и такими переходными жизненными этапами, как окончание школы, переезд из родительского дома и получение высшего образования. В настоящем исследовании не удалось отследить подобных результатов, рацион в возрасте 22 лет не выделялся максимальной долей потребления какого-то продукта в сравнении с другими возрастными периодами. Исключение составили только приготовленные блюда (супы), доля которых в СР у респондентов в этом возрасте была максимальной.

Человек в возрастном периоде от 15 до 43 лет подвержен серьезным изменениям как в образе жизни, так и в образе мышления, включая осознание необходимости укрепления здоровья и ведения здорового образа жизни. С этим, возможно, связаны наблюдаемые у респондентов настоящего исследования протективные изменения в характере питания в виде увеличения потребления фруктов.

Ограничением нашего исследования, как и всех долгосрочных проспективных когортных исследований, является истощение исходной выборки, в основном из-за низкого отклика приглашенных к обследованию, которое могло повлиять на результаты. Оценка питания в ходе исследования проводилась однократно, и это обстоятельство также могло привести к некоторым некорректным данным.

Заключение

Результаты продолжительного проспективного наблюдения за питанием лиц мужского пола с подросткового до зрелого взрослого возраста показали, что их пищевые привычки и предпочтения, сформированные в подростковом периоде, значительно изменялись с возрастом. В частности, наблюдалась положительная динамика в питании, характеризовавшаяся увеличением потребления рыбы, растительных масел, фруктов и фруктовых соков, а также снижением потребления животных жиров, сладостей и кондитерских изделий. В то же время возможно, что на протяжении большого отрезка жизни исследуемого контингента - от подросткового до зрелого взрослого возраста - на характер питания оказывали влияние социально-экономические факторы, а также изменившийся ассортимент пищевых продуктов и блюд. Эти данные предоставляют важную информацию для профилактической службы и общественного здравоохранения в направлении выделения приоритетов и разработке превентивных мер.

Наблюдаемые изменения в пищевых привычках в разном возрасте обосновывают необходимость более детального изучения и отслеживания характера питания на каждом возрастном этапе, и главным образом в проспективных когортных исследованиях. Это позволило бы адаптировать профилактические меры и разработать целевые программы профилактики среди населения с учетом особенностей питания на каждом конкретном возрастном этапе, тем самым способствовать повышению эффективности превентивных мер.

Литература/References

1. GBD 2017 Diet Collaborators. Health effects of dietary risks in 195 countries, 1990-2017: a systematic analysis for the Global Burden of Disease Study 2017. Lancet. 2019; 393 (10 184): 1958-72. DOI: https://doi.org/10.1016/S0140-6736(19)30041-8

2. Stea T.H., Holvik K., Bryntesen C.S., Myhre J.B. Changes in food habits amongst Norwegian adolescents in 2016 and 2019 according to gender and socioeconomic status. Food Nutr Res. 2021; 65: 10.29219/fnr.v65.6262. DOI: https://doi.org/10.29219/fnr.v65.6262

3. Winpenny E.M., Penney T.L., Corder K., White M., van Sluijs E.M.F. Change in diet in the period from adolescence to early adulthood: a systematic scoping review of longitudinal studies. Int J Behav Nutr Phys Act. 2017; 14 (1): 60. DOI: https://doi.org/10.1186/s12966-017- 0518-7

4. Winpenny E.M., van Sluijs E.M.F., White M., Klepp K.I., Wold B., Lien N. Changes in diet through adolescence and early adulthood: longitudinal trajectories and association with key life transitions. Int J Behav Nutr Phys Act. 2018; 15 (1): 86. DOI: https://doi.org/10.1186/s12966-018-0719-8

5. Neumark-Sztainer D., Wall M.M., Chen C., Larson N.I., Christoph M.J., Sherwood N.E. Eating, activity, and weight-related problems from adolescence to adulthood. Am J Prev Med. 2018; 55 (2): 133-41. DOI: https://doi.org/10.1016/j.amepre.2018.04.032

6. Mikkilä V., Räsänen L., Raitakari O.T., Pietinen P., Viikari J. Longitudinal changes in diet from childhood into adulthood with respect to risk of cardiovascular diseases: the Cardiovascular Risk in Young Finns Study. Eur J Clin Nutr. 2004; 58 (7): 1038-45. DOI: https://doi.org/10.1038/sj.ejcn.1601929

7. Lake A.A., Mathers J.C., Rugg-Gunn A.J., Adamson A.J. Longitudinal change in food habits between adolescence (11-12 years) and adulthood (32-33 years): the ASH30 Study. J Public Health (Oxf). 2006; 28 (1): 10-6. DOI: https://doi.org/10.1093/pubmed/fdi082

8. Harris C., Flexeder C., Thiering E., Buyken A., Berdel D., Koletzko S., et al. Changes in dietary intake during puberty and their determinants: results from the GINIplus birth cohort study. BMC Public Health. 2015; 15: 841. DOI: https://doi.org/10.1186/s12889-015-2189-0

9. Cruz F., Ramos E., Lopes C., Araújo J. Tracking of food and nutrient intake from adolescence into early adulthood. Nutrition. 2018; 55-56: 84-90. DOI: https://doi.org/10.1016/j.nut.2018.02.015

10. Bricarello L.P., de Almeida Alves M., Retondario A., de Moura Souza A., de Vasconcelos F.A.G. DASH diet (Dietary Approaches to Stop Hypertension) and overweight/obesity in adolescents: the ERICA study. Clin Nutr ESPEN. 2021; 42: 173-9. DOI: https://doi.org/10.1016/j.clnesp.2021.02.001

11. Bricarello L.P., de Moura Souza A., de Almeida Alves M., Retondario A., Fernandes R., Santos de Moraes Trindade E.B., et al. Association between DASH diet (Dietary Approaches to Stop Hypertension) and hypertension in adolescents: a cross-sectional school-based study. Clin Nutr ESPEN. 2020; 36: 69-75. DOI: https://doi.org/10.1016/j.clnesp.2020.02.004

12. Craigie A.M., Lake A.A., Kelly S.A., Adamson A.J., Mathers J.C. Tracking of obesity-related behaviours from childhood to adulthood: a systematic review. Maturitas. 2011; 70 (3): 266-84. DOI: https://doi.org/10.1016/j.maturitas.2011.08.005

13. Kibe L.W., Bazargan M. Fruit and vegetable intake among older African American and Hispanic adults with cardiovascular risk factors. Gerontol Geriatr Med. 2022; 8: 23337214211057730. DOI: https://doi.org/10.1177/23337214211057730

14. American Diabetes Association; 13. Children and Adolescents: Standards of Medical Care in Diabetes - 2020. Diabetes Care. 2020; 43 (suppl 1): S163-82. DOI: https://doi.org/10.2337/dc20-S013

15. Willmott T.J., Mathew A., Luck E., Rundle-Thiele S., Carins J., Vincze L., et al. Participatory design application in obesity prevention targeting young adults and adolescents: a mixed-methods systematic scoping review protocol. Syst Rev. 2022; 11 (1): 51. DOI: https://doi.org/10.1186/s13643-022-01900-z

16. Brown D.J., Charlesworth J., Hagger M.S., Hamilton K. A Dual-process model applied to two health-promoting nutrition behaviours. Behav Sci (Basel). 2021; 11 (12): 170. DOI: https://doi.org/10.3390/bs11120170

17. Kaikkonen J.E., Mikkilä V., Raitakari O.T. Role of childhood food patterns on adult cardiovascular disease risk. Curr Atheroscler Rep. 2014; 16 (10): 443. DOI: https://doi.org/10.1007/s11883-014-0443-z.

18. Bertheke Post G., de Vente W., Kemper H.C., Twisk J.W. Longitudinal trends in and tracking of energy and nutrient intake over 20 years in a Dutch cohort of men and women between 13 and 33 years of age: the Amsterdam growth and health longitudinal study. Br J Nutr. 2001; 85 (3): 375-85. DOI: https://doi.org/10.1079/bjn2000249